- С каким настроением вы прибыли в Сибирь?
- На самом деле, настроение очень хорошее, потому что Сибирь мне знакома по литературе (речь идет о классиках, вроде Достоевского и других) и по рассказам о тех людях, которые в свое время прибывали сюда отбывать наказание. А я приехал сюда, потому что я привез сюда свою музыку. И я вижу по лицам присутствующих здесь людей, что литераторы, писавшие о Сибири, ошибались: как можно отправить сюда кого-то как на каторгу? Я заранее чувствую себя вознагражденным, глядя на лица сибиряков. Ощущение очень отрадное.
- Каково было ваше первое впечатление от Новосибирска?
- На пути сюда из аэропорта попадались деревянные домики. Я смотрел на окошки в этих домах - в моих деревне окна выглядят так же, как и они. В моих деревне окна – это самое главное. Именно они составляют основное впечатление от нее.
- Расскажите о Кустендорфе – деревне, построенной вами.
- Моя деревня – она как в моих фильмах. Это и фильм, и реальность. Это изолированное пространство, вроде острова. Но оно очень красивое. И я там живу. Что приятно, эта деревня не с нуля сработанная, а уже бывшая в употреблении. Видавшая виды. Там 50 строений, и каждый дом уже обжит – я все их нашел где-то, купил, разобрал, привез на выбранное мной место и там воссоздал.
- Вы строили деревню, чтобы уйти от мира, или чтобы создать мир?
- Закрыться от людей не было основной причиной. Главной причиной, почему я построил деревню, было само место – холм, окруженный большими горами. Олдос Хаксли, которого я считаю одним из ведущих писателей 19 века, поместил на своем доме надпись: «Мой дом – это место, где люди меня не посещают». Я представляю собой некоторый контраст этому. С одной стороны, моя деревня удалена от людей, но, с другой стороны, те, кто приезжают ко мне – их сердца полны любви. Не на сто процентов, но большинство из тех, кто приезжает ко мне - в их сердцах уже есть доброта.
- В конце прошлого года многие российские СМИ сообщили, что вы собираетесь снимать фильм о событиях в Северной Осетии. Вы уже приступили к нему?
- На четыре года я связан контрактными обязательствами, и потому приступить к фильму я пока не смог.
- У вас несколько фильмов о цыганах. Почему?
- Такой вопрос довольно типичен – его многие задают. Меня удивляют люди этой народности. Цыгане – народ очень причудливый, непредсказуемый, не похожий ни на один другой, и потому появление цыгана в фильме – это отправной пункт, от него отталкиваешься – и рождается образ целого мира, мироздания, микрокосма. Поэтому, даже если речь идет о том, какого человека снять в эпизоде держащим мобильник – цыгана или не-цыгана – для меня как для режиссера предпочтительнее первый вариант.
- Знаете ли вы что-то о русских цыганах, и могла бы их жизнь найти отражение в ваших фильмах?
- Даже если бы такой сюжет попал в поле моего зрения, и я стал бы его разрабатывать, это бы уже была не правдивая картинка, а нечто, заимствованное из литературных источников. Русские цыгане известны мне по большей части из фильмов, поэтому, наверное, для меня это такой кич. Впрочем, кич мне симпатичен.
- О чем будет ваш следующий фильм и какой там будет музыка?
- «Друзья Панчо Вильи» – пожалуй, это и будет следующий фильм. У меня уже закончен сценарий, и я планирую выпустить его на экраны к 2012 гг. Как-то я очутился в Москве, это было четыре года назад. Там был один критик, такой неприятный человек, он постоянно донимал меня вопросом: мистер Кустурица, когда же вы снимете свой новый фильм, который будет так же хорош, как «Андеграунд», когда, наконец-то, ваша карьера пойдет вверх, когда прекратится ваш спад (единственным минусом критика было то, что он совершенно позабыл, что после «Подземки» у меня был фильм «Черная кошка, белый кот»)? Я сказал: мой следующий фильм будет именно моим движением вверх. Он будет контраргументом тому критику, доказательством того, что я жив и что я двигаюсь вперед.
- Вас часто называют режиссером-бунтарем. Вам сложно оставаться вне политики?
- Я всегда политически некорректен. Для меня кинематограф – способ выражать свободу, эстетику, и все, свойственное роду человеческому. Причем сама жизнь подтверждает то, что каждый раз, когда я бывал политически некорректным, я оказывался прав. Вот допустим, сейчас налицо полный коллапс так называемого либерального капитализма, и я был тем, кто доказал, что либеральному капитализму наступил конец, под возмущенные крики кого угодно. Я понимаю, вам сложно это воспринять: вы наследовали постсоветскую эру, для вас сейчас самая пора наслаждаться комфортом, появлением большого количества товаров…
- Вы боснийского происхождения, но называете своей родиной Югославию. Что вы вкладываете в понятие «родина»?
- Учтите, я называю себя югославом не так уж давно. Концепция Европы будущего – это Европа территорий, а не Европа наций. Исторически Югославия представляла собой красивейший регион, который с течением времени, как вы знаете, оказался уничтожен.
- Какие вы слова вы знаете по-русски?
- (говорит по-русски) Я немножко говорю по-русски, и я понимаю по-русски.
- Если жизнь - это чудо, что удивляет вас?
- В негативном или позитивном плане? Вы знаете, моя задача – создавать позитивный образ мира. Я строю мир хороший, привлекательный, в каком-то смысле монументальный, в каком-то смысле - смешной.
- Где кончается реальность для режиссера Кустурицы?
- Знай я это, ни одного моего фильма вы бы так и не увидели.
Любава Новикова
Фотографии: Анна Золотова