Как раз это и предложили мне работники Новосибирского музея – принять участие в экскурсии по Левому берегу, организованной специально для слабовидящих детей, в качестве поводыря одного из них. Это первая подобная экскурсия в рамках проекта «Музей без границ», и потому его организаторы, создатель общества людей с ограниченными возможностями «Жизнь по-другому» Стас Белов и экскурсовод Новосибирского городского музея Евгения Васильева, волнуются. Волонтеры – тоже: я – так даже очень.
Моего подопечного зовут Дима, ему десять лет. Димина бабушка, с которой мы сидим по соседству в автобусе, говорит, что мы стояли вместе на остановке, и я вспоминаю – да, действительно, была пожилая женщина с мальчиком в капюшоне, надвинутом на самые глаза. Димка не носит тёмные очки, не ходит с тростью, и, в общем-то, не похож на слепого, когда просто стоит на месте. Только когда он идет по улице, его выдает малоприметная скованность движений, какая бывает у пловца, плавающего от бортика к бортику в крайне небольшом бассейне.
Первый панельный дом
После полуминутной прогулки я понимаю, что я не столько поводырь, сколько навигатор:
- Поребрик! Ага, перешагнули. Дальше ровно. Оп, а теперь направо. Осторожно, не промочи ноги – тут лужа.
- У меня хорошие ботинки, - говорит Димка.
- А мои точно промокнут – говорю я.
- Задёшево, наверное, покупали, - солидно резюмирует Димка.
Мы подходим к первому на Левом берегу панельному дому, и нам разрешается его осмотреть.
Димка идет вдоль дома, касаясь рукой прохладной шершавой стены (она желтая) и декоративного бордюра (он фиолетовый). Останавливается у железной подъездной двери – она нагрелась на солнце. Димка прижимается к ней щекой и спрашивает меня, отчего стена холодная, а дверь – горячая. Пытаюсь вспомнить физику: железо обладает большей теплопроводностью, чем бетон, и потому нагревается быстрее.
В это время Димка доходит до водосточного желоба и спрашивает, что это такое – на доме, где он живет, такой штуки нет. Иногда я прошу его остановиться и нащупать низенькое окошечко, ведущее в подвал, или выход трубы, к которому еще полвека назад дворник приматывал шланг, чтобы полить клумбы – это всё нас очень тормозит, мы давно уже от всех отстали, но Димке и правда интересно.
На углу дома, за старой деревянной оградой палисадника, растет куст шиповника – подвожу к нему Димку, и он с удивлением ощупывает сухие пушистые листики и колючие веточки.
- У нашего дома такого нет. Но такое бывает в лесу - мы часто ходим в лес, мне там нравится.
Солодовенный завод
Нас везут к Бугринскому солодовенному заводу, вернее, к тому, что сейчас от него осталось. У завода пахнет краской, мимо него ездит много машин, но он приятный и для глаза, и на ощупь – этим кирпичам более сотни лет (завод строился в 1907-1909 годах, и сейчас здание признано памятником регионального значения).
«Кирпичное здание, единственное сохранившееся от усадьбы Бугринского солодовенного завода, состоит из двух объемов — высотного и двухэтажного. Ранее существовавшая на крыше девятиметровая труба разобрана. Вертикальный объем состоит из двух разных по высоте частей, одна из которых достигает 20 метров, к нему с северо-запада примыкает склад» - объясняет экскурсовод, а мы в это время «рассматриваем» стену, обнаруживая на ней маленькие деревянные клинышки, вбитые между кирпичей – видимо, здесь когда-то висела какая-то табличка. Больше всего нам нравятся окна – они с полукруглыми проемами, и мы с удовольствием ощупываем их, чувствуя теплый ноздреватый кирпич.
- Пошли внутрь зайдем, - говорит мой спутник.
И мы тянем на себя тяжелую металлическую дверь и входим. Внутри еще больше пахнет лаком и краской. «Что здесь?» - спрашивает Димка, а я не знаю, и говорю, что вижу: «Лестница». Довольно крутая, с гнутыми перилами, и видно, что старая – ступени приятно округлые, потому что отшлифованы тысячами и тысячами шагающих по ним ног. Подниматься не рискуем – ловим проходящего мимо человека и просим объяснить нам природу лакокрасочного запаха.
- Здесь мебель делают, вот и пахнет.
- А. Спасибо.
Памятник Покрышкину
Пока мы едем к площади Карла Маркса, Димка живо интересуется всей техникой, которая у меня с собой.
- У тебя телефон, можно взять? Холодный. Металлический? А у тебя он говорящий?
- Иногда даже слишком говорящий, - говорю я.
Кроме телефона, у меня в сумке лежит маленький фотоаппарат, и Димка ощупывает его весь, а потом просит показать ему, как снимать. Я нажимаю его пальцем на кнопку – и мы получаем отличный четкий снимок Диминой бабушки, которая сидит напротив. Димка просит показать, где у фотоаппарата достаются флеш-карта и батарея, и внимательно их «осматривает». Говорим о мегапикселях и объемах памяти вплоть до выхода из автобуса.
Переходим проспект в том месте, где и зрячему бывает страшно идти, несмотря на наличие пешеходного перехода. Но нас много, и многие – с тростями, поэтому машины вежливо тормозят. Идем к памятнику Покрышкину, поднимаемся по ступеням, а затем взбираемся на скользкую гранитную площадку, поближе к памятнику. Слепые в массе своей признают памятник «беспонтовым» - «смотреть» там и правда нечего, только гладкий гранит: чтобы дотянуться до бронзовых надписей, надо быть как минимум три метра ростом, я уже не говорю о том, что сам памятник – Покрышкин и гордая птица у его ног – на совершенно запредельной для нас высоте.
- Чего он так высоко-то? – недоумевает Димка.
- Понимаешь, - говорю, - Покрышкин был замечательный летчик. Поэтому и сейчас он высоко. Был бы танкистом – мы бы его лучше «рассмотрели».
Про себя думаю: а если бы был именитым шахтером – мы бы к нему еще спускались, ага.
Сквер Славы
К Скверу Славы подъезжаем в момент смены караула – слышим, как ребята-курсанты чеканят шаг. Димка прислушивается и говорит: «Не в ногу идут».
Присматриваюсь – и правда.
Димка бывал тут и раньше, а я – уже и не помню, когда. Так что не я его веду, а он меня. Первым делом ищем к «книгам» с именами павших. Некоторые фамилии выкрашены краской, в одной из букв «о» находим рубль. Радуемся, находя необычные фамилии – Димка читает их вслух.
Проходим мимо Вечного огня и идем ощупывать огромные ордена за ним. Рассматривая орден Суворова, нащупываем на изображении Суворова орденскую ленту. Кутузова узнаем по глазу, Сталина – по усам.
- А этого лысого я знаю – говорит Димка, водя руками по изображению вождя пролетариата. – А почему серп и молот?
- Потому что это обозначало союз рабочих и крестьян. А еще тут дубовые листья и колосья – в том смысле, что на нашей плодородной земле живут сильные люди, - мои познания по части геральдики аховые, но я очень стараюсь.
К Аллее оружия уже бежим – все экскурсанты замерзли и ушли греться в автобус, но нам разрешили еще минут десять побродить по парку.
- Я и в футбол играю, - объясняет мне Димка на бегу. – Только маме это не очень нравится.
Добегаем до Т-34, Димка с моей помощью взбирается на постамент и некоторое время лазит по танку. Я волнуюсь внизу:
- Дима, слезай!
- Я не упаду, - заверяет меня он.
Таким же образом рассматриваем БМ-13. Там уже дежурит какой-то папа, ловя трехлетнего карапуза, бегающего вокруг машины Карапуз неодобрительно смотрит на Димку – очевидно, ему тоже хочется ползать вверх и вниз, ощупывая этот громоздкий, но крайне эффективный механизм («Мощная вещь: с расстояния в километр пробивает десятисантиметровую броню», - одобряет Димка).
Тут за нами приходит экскурсовод – к счастью, к этому времени Димка успевает спрыгнуть на твердую землю. И мы почти сразу расстаемся – отсюда Диме и его бабушке недалеко до дома.
- Спасибо тебе, - говорю я Димке, когда мы прощаемся.
И ведь правда – спасибо: иногда бывает очень полезно видеть руками.
{igallery 93}